Июл
08
02.07.2012
Татьяна Миронова: «Только словом – честным, искренним, разумным — можно пробудить русскую совесть…»
Главный научный сотрудник научно-исследовательского отдела книговедения Российской государственной библиотеки, доктор филологических наук, член-корреспондент Международной Славянской академии наук, член Союза писателей России, эксперт-лингвист. Кроме того— супруга известного оппозиционного политика Бориса Миронова и мать националиста Ивана Мироновa. С ней мы говорим о настоящем России, о политических движениях и исконно русских языковых архетипах.
О русских стереотипах и архетипах
— Во многих интервью вы говорите об архетипах русского сознания, о генетической памяти, о подмене стереотипов и понятий.
— В своей новой книге «Русская душа и нерусская власть», которая должна выйти в свет осенью, я попыталась раскрыть основные архетипы русского самосознания, которые невозможно вытравить из нас, пока мы помним свой родной русский язык. Язык действительно является для русского человека противоядием при попытках привить нам вирусы западноевропейской и американской чумы потребительства и бездушия, эгоизма и бессовестности.
Многие свои поступки мы совершаем под влиянием алгоритмов языковой генетической памяти, это называется у нас «не могу поступить иначе». Вот, к примеру, русское слово «ничего». Упорное и одновременно насмешливое «ничего!» является формулой, архетипом нашей русской стойкости. Этим словом, как колом или дубиной, мы отмахиваемся от всякой напасти: болезнь ли одолела – ничего!, перетерпим, враг ли подступил, – ничего!, отобьемся, друг ли предал, – ничего!, переможем. Мы детей своих, когда упадут и расшибутся, успокаиваем все тем же – ничего, пройдет. Мы в ответ на всякое участливое отношение к нашему горю, чтобы не раскваситься, не расклеиться в жалости к себе отвечаем: «Да ничего! Переживем!». Этим поражающим всякого нерусского человека, бессмысленным на первый взгляд «ничего!», а еще залихватскими «ништо!», «ништяк!», «ничо!» мы смеемся над горькой судьбиной, превозмогаем, стиснув зубы, беду, сами себя убеждаем в пустячности боли, в преодолении горя, в неизбежности победы.
Удалое русское «ничего» во все времена делало нас самым терпеливым, самым стойким, а потому непобедимым народом. Не случайно железный канцлер Германии Отто фон Бисмарк, бывший до этого германским послом в России, в трудную минуту укреплял себя по-русски: «Ничего, Бисмарк, ничего!».
Истребить нашу «русскость» можно лишь, заставив народ русский забыть свой родной язык, или нейтрализовать его в русском сознании иными языками, например, английским, которому стремятся сегодня обучать с раннего детства, чтобы якобы легче было ребенку вписаться в современную цивилизацию. Это пагубный путь, финал у которого – полный разрыв молодого человека со своим народом и с судьбой своей Родины.
— Известна Ваша критика в адрес вбиваемой в сознание русского народа «аксиомы» «Бог терпел и нам велел». Вы говорили, что все дело в «разрушительном для нашего сознания «правиле», которое родилось из неправильного русского перевода Святого Писания. А каким же должен был быть перевод? Неужели этого действительно не было?
— Понятие о христианском терпении разумеет под собой лишь одно – стойкость человека перед лицом окруживших его бед. Нам же навязывают иное представление о терпении – это безответность, так называемая «кротость», то есть непротивление злу силой. В подспорье идее непротивления злу обычно приводят слова Господа Иисуса Христа своему ученику, кинувшемуся с мечом на пришедших иудеев: «Возврати меч свой в место его. Вси бо приемшии меч, мечем погибнут». Толкуют так, что у православного руки опускаются в бессилии. Заглянем в Толковую Библию, читаем: «Христос, произнося свои слова, запретил всем людям иметь меч и употреблять его в качестве защиты или производства насилия». Перед нами пример наглой лжи. Ложь в том, что слово «приемшии» по-церковнославянски и по-русски не означает просто взять, оно означает «взять первым, начать».
Сравним русское выражение приняться за дело, значит, начать работу. Греческое слово в оригинале Евангельского текста имеет такое же значение – поднять оружие первым. Вот и «приемший меч» – тот, кто взял его первым, напавший с оружием, и такой человек, по слову Господа и по свидетельству нашей истории, непременно от меча и погибает. Бог не дает победы агрессору. А уж защищаться от агрессора – святое дело. И защищаться не абы как, а жёстко, с мечом, ведь сказал Господь: «От меча и погибнет».
Русская пословица в подтверждение Евангельских слов гласит: «На начинающего – Бог». Правда же в том, что Господь запретил нам такое противление злу силой, которое выступает как личная месть нашему личному врагу. Врагам же Божиим и врагам Отечества – силе сатанинской – не противиться есть грех великий, ибо это нарушает две главные заповеди Христовы: заповедь любви к Богу и заповедь любви к ближнему. Евангельские слова об оружии и вооруженном сопротивлении злу намеренно замалчивают сегодня, хотя они-то как раз и являются для нас законом противодействия врагам именно силой.
— Читаете ли вы лекции? Если да, что пытаетесь привить студентам? На какие категории обратить внимание?
— Да, я читаю лекции. Но не студенчеству, а публичные, предназначенные для всех – филологов и не филологов, учителей и учеников. Это лекции об устоях русского народа, которые хранятся в нашем языке, и о том, как мы можем выстоять в годину беды, чтобы не только выжить, но и добиться победы. Ибо беда исконно означает иго, порабощение, а победа приходит лишь в преодолении беды.
— Очевидно, что в нашей стране, как ни в одной другой заметно влияние государства на дела церкви, и наоборот. Как Вы считаете, почему так происходит?
— Я вижу лишь влияние государства на церковь, в результате которого церковные власти в страхе перед власть имущими боятся возвышать свой голос против спаивания, наркотизации, развращения, ограбления народа. А тех честных и совестливых священников, кто смеет об этом говорить, священноначалие ссылает под запрет. Церковь же практически не имеет никакого влияния на государство. Государственные мужи в большинстве своем не имеют никакой христианской совести и ни малейшего страха Божьего. Повальная чиновничья коррупция, по сути, грабеж и мародерство – тому в подтверждение.
— В прошлом году в Челябинске произошел крупный скандал — храм Александра Невского, служивший много десятков лет просто органным залом, передали обратно РПЦ. Ваше отношение к этому событию?
— Мне ничего не известно об этой истории. Полагаю, для органа лучше было бы выстроить органный зал, а храм освятить для богослужения. Но это же не делается вдруг. Надо всем потерпеть. В Москве подобное случилось с церковью Св. Климента, в которой многие годы находилось книгохранилище Российской государственной библиотеки («Ленинки»). Община пыталась получить храм тотчас же после передачи, но куда девать огромное количество редких книг?! В течение десятка лет пришлось всем терпеть: библиотека постепенно вывозила книги, а православные служили литургию в маленьком приделе церкви. Такие вопросы надо решать по взаимному согласию…
По кому болит сердце
— Вы — активный защитник политических заключенных. Какие, по–вашему мнению, уголовные статьи считаются сейчас «политическими», за кого из узников совести больше всего переживаете?
— Политические статьи Уголовного кодекса ныне – 280-я и 282-я, обвинительные приговоры по которым выносятся за мыслепреступления – критику властей, обличение их преступлений, призывы изменить жизнь народа к лучшему. Но выносить приговоры по этим статьям довольно сложно, поскольку Конституция, которую пока еще у нас в стране никто не отменял, в статье 29 гарантирует свободу слова и мысли. Гораздо удобнее бороться с «врагами режима», подбрасывая им оружие и взрывчатку, наркотики, обвиняя их в нераскрытых убийствах-глухарях. И надежно упаковывать на долгие годы за колючую проволоку. Главное, что таких людей вроде бы и узниками совести не принято считать…
Лично я пишу и посылаю книги Никите Тихонову и Евгении Хасис, осужденным по политическим мотивам. Тревожно мне и за судьбу Даниила Константинова, ложно обвиненного в убийстве. Мне кажется, сегодня каждый русский должен взять на себя обязанность поддерживать в неволе хотя бы одного борца за русскую свободу. Эти люди добровольно несут тяжкий крест страданий, в том числе и тех, которых избежали мы.
— Вашего сына Ивана незаконно удерживали под стражей, пытаясь доказать его причастность к покушению на Чубайса. Что Вы чувствовали в тот момент?
— Что чувствует волчица, когда охотники напали на волчат? О чем думает медведица, встающая на дыбы и идущая на встречу затравщикам ее детей? Да любая кроха-перепелка кидается под ноги собаке, чтобы отвести ее от птенцов. Ничего, кроме решимости воевать до конца. Ничего больше тогда я не чувствовала. Отчаянья не было, было светлое чувство праведной борьбы, которое я попыталась выразить в своей книге «Крест и меч», написанной для сына в те дни и переданной ему в тюрьму. Вот и матери тех ребят, что сидят сейчас в тюрьмах по тяжким обвинениям с многолетними, а то и пожизненными приговорами, не должны отчаиваться. Правда за ними.
— Почему сейчас в экстремизме можно обвинить практически любого? Казалось бы, невинные слова эксперты признают призывами к вражде. Это политический заказ или простой непрофессионализм?
— Понятие «экстремизм» в отличие от других понятий преступных действий, таких как убийство, кража, разбой, мошенничество, до сих пор не получило в юриспруденции точного определения. Оно и понятно. Если раскрыть этот термин филологически, как это делают толковые словари, — это «крайние меры», готовность или способность предпринять сверх усилия для достижения какой-либо цели. Любой политик, рискующий ради спасения государства и народа пойти на крайние меры, например, свергнуть уничтожающее народ иго – экстремист. Но и тот политик, кто для захвата экономики страны или порабощения ее народа идет на крайние меры, а на нашей памяти были и чубайсовская ваучеризация, и ельцинская приватизация, и дефолт 1998 года, и залоговые аукционы, разграбившие достояние народа в пользу кучки олигархов, — такой политик тоже экстремист. Писатель, призывающий свой народ к вооруженному восстанию, чтобы спасти его от геноцида, — экстремист, ибо вооруженное восстание – крайняя мера национального сопротивления. Но судья, бросающий этого писателя за решетку по обвинению в подрыве конституционного строя, — еще больший экстремист, так как он использует крайние меры для сокрытия геноцида народа и тем самым является пособником геноцида.
Понятию экстремизм намеренно не дают ныне точного юридического наполнения, потому что так легче любого честного человека обвинить в экстремизме. А уж угодливых экспертов-филологов, психологов, философов, историков, этнологов, готовых подсобить в таком обвинении, пруд пруди. Это племя так и ластится к власти, виляет хвостом, угодничает за копейку или «должностишку». Думаете, эти люди как специалисты не знают, что любой текст можно трактовать как угодно, что существует масса возможностей толкований любого высказывания? Знают, но толкуют в нужном властям ракурсе. Думаете, эти господа не ведают, что, согласно правилам экспертных заключений, оценочные высказывания не верифицируются, то есть их невозможно проверить на истинность, это всего лишь мнение, за которое сажать нельзя, запрещать которое антиконституционно? Ведают, но сознательно творят негодяйство ради собственных низменных выгод, ибо никто не может принудить филолога или историка провести экспертизу. От нее всегда можно отказаться, если трусишь спасти обвиняемого…
От филологии к политике
— Как автор учебника по церковнославянскому языку оказался в политике? Разрушаете стереотипы?
— Когда люди, прикрываясь профессией, напрямую с политикой не связанной, утверждают, что они вне политики, — это глупость или преднамеренная ложь. Все мы, граждане России, присутствуем в политике нашей страны. Только вот быть ее движущей силой или былинкой, попавшей в жернова исторических событий, зависит от решения каждого из нас. И профессия здесь – либо подспорье в нашей заботе, либо удобная отговорка, прикрывающая нашу трусость и равнодушие.
В филологии можно изучать язык писателей XVII века или орфографию рукописных книг XII века и помалкивать о том, что зачастую в России политика власти нацелена на дебилизацию населения и превращение наших детей в тупое быдло. А можно пробуждать в молодом поколении национальное самосознание, которое напрямую связано именно с русским Словом.
В филологии можно строчить экспертизы, выискивая в неугодных властям книгах экстремизм. А можно защищать своими экспертизами свободную русскую мысль. Даже мой учебник по церковнославянскому языку – не просто пособие по грамматике языка русского богослужения, а попытка сохранить в нем язык нашего богообщения для молодых, на котором наши предки молились тысячу лет, и их молитва всегда была слышима.
— Можно ли сказать, что в Вашей семье у всех сфера интересов приближена к политике? Муж — председатель Союза Русского Народа, бывший федеральный министр. Сын входит в руководство Российского общенародного союза. Как можно объяснить такую повышенную политизированность в отдельно взятой семье?
— Борис Миронов в запрещенной ныне книге писал, что «политика – это путь к цели». Поэтому на ваш вопрос о политизированности нашей семьи отвечу, что в нашей семье все — и ее глава, и старший сын, и жена – люди цели, ставящие перед собой задачу возрождения русского национального сознания.
— Известна Ваша фраза «Не всякая власть от Бога». А как различить, от кого она, власть?
— Русская христианская традиция сохранила завет святого преподобного Иосифа Волоцкого об умении различать Власть Богоданную и власть, служащую сатане: «Царь есть Божий слуга, для милости и наказания людей. Если же царь царствует над людьми, а над ним самим царствуют скверные страсти и грехи: сребролюбие и гнев, лукавство и неправда, гордость и ярость, злее же всего неверие и хула, такой царь – не Божий слуга, но дьяволов, и не царь, но мучитель. И ты не слушай царя или князя, склоняющего тебя к нечестию или лукавству, даже если он будет мучить тебя или угрожать смертью. Этому учат нас пророки, апостолы и все мученики, убиенные нечестивыми царями, но не покорившиеся их повелению. Вот как подобает служить царям и князьям».
— Сейчас активно развиваются национально-ориентированные прорусские движения. Что это – попытка русского народа сохранить себя, или хорошая работа провокаторов по разжиганию межнациональной розни?
— Почему, когда русские говорят о своем праве вершить судьбы собственной страны, где нас, русских, более 80 процентов, это непременно расценивается как разжигание межнациональной розни и экстремизм? Да потому что так в русском народе культивируется страх перед русским национализмом, который есть любовь к своей нации. Человек, любящий свою нацию, свой народ, не может позволить, чтобы с его народом обращались как со скотом, чтобы отнимали родную землю, чтобы извращали, искажали наши исторические достижения и завоевания. Почему самостоятельный, здравомыслящий, мужественный русский человек, готовый отстаивать национальную независимость Родины, расценивается сейчас многими политиками как главный враг? Так что не надо специально искать и разоблачать провокаторов в русском национально-патриотическом движении. Достаточно посмотреть, кого такие движения собирают вокруг себя и куда ведут. И по этому принципу отличать настоящее от подлога.
— В одном интервью Вы говорили о запрещенной в современной России литературе. Неужели эта литература способна так повлиять на умы масс, что ее непременно нужно было запретить?
— Вот уже 20 лет в России ведется информационная война. Она в отличие от горячей, кровавой войны, на первый взгляд, бескровна. Потери в ней мы замечаем не сразу. Лишь с течением времени обнаруживаем, что народ убывает – кто уходит из жизни в результате алкоголизации, наркотической отравы, беспросветной нищеты, а кто сдается в плен и становится безвольным рабом власть имущих. Таких потерь, по некоторым оценкам, за 20 лет – около 30 миллионов душ. Против русского и других коренных народов России нацелена вся тяжелая артиллерия средств массовой информации: ложь и клевета, запугивание, угрозы. Чем можно этому противостоять? Наше оружие – книги и статьи, разоблачающие преступления власти. И если эти книги запрещают, значит, они действительно опасны для нее.
— Сейчас в Москве и Санкт-Петербурге проходят массовые митинги протеста. В регионах же затишье. Чем это объяснить?
— Это не удивительно. Если вспомнить историю, февральский переворот 1917 года докатывался до глубинки в течение года, а октябрьский переворот того же года окончательно добрался до, как вы говорите, «регионов», аж в 1920-м. Недавний пример –1991 год был бурным только в Москве. Провинция выжидала, кто – кого. То же самое случилось в трагическом 1993-м. Очень опасное упразднение от участия в судьбе собственной страны по принципу – чья возьмет, к тому и примкнем, – ведет к тому, что народ на новом витке перемен может стать не творцом собственной судьбы, а материалом для очередных экспериментов, навязанных нам либо нашей властью, либо Западом.
НА ФОТО: Борис и Татьяна МИРОНОВЫ.
— Ваш прогноз на ближайшие пять лет для нашей страны?
— Я не прорицательница, могу отвечать лишь за то, что стремлюсь делать сама и за что стараюсь бороться. Полагаю, в ближайшие годы будет стремительно расти русское национальное самосознание. Народ, впавший в летаргию много лет назад, пытается очнуться. Некоторые из нас все видят и понимают давно, кто-то недавно стряхнул пагубное безразличие к нашей национальной судьбе и только приступает к борьбе. Многим еще предстоит пробудиться. Национальное пробуждение, народное духовное восстание – вот наша главная цель. И для этого не жалейте СЛОВ. Ибо только СЛОВОМ – честным, искренним, разумным можно пробудить русскую совесть, которая и подскажет каждому из нас, что делать дальше.
Беседовала Оксана ТРУФАНОВА